Культура сетчатой (текстильной, ложнотекстильной, псевдотекстильной) керамики (КСК) — археологическая культура позднего бронзового века (период с ≈ 1700 г. до н. э. до ≈ 600 г. до н. э.), занимавшая северо-восток Европы от устья Камы до Ботнического залива.
Первоначально носители культуры жили охотой и рыболовством. Анализ состава нагаров пищи на посуде не подтвердил наличия у раннего населения скотоводства либо земледелия[3]. На стоянках преобладают достаточно архаичные варианты кремниевых стрел, которые были характерны для лесных охотников позднего каменного века[3]. Лишь спускаясь на юг и достигнув Поочья, носители КСК переняли у местного населения элементы производящего хозяйства.
В плане инвентаря КСК (крайне разнообразная по локальным проявлениям) характеризуется керамикой, украшенной имитацией отпечатков грубых тканей и рыболовных сетей. Подобная «сетчатая» или «текстильная» керамика известна во многих регионах мира (Дальний Восток, Америка и т. д.). В рамках КСК встречаются нитчатые, рябчатые отпечатки и их сочетания[4]. В. А. Городцов, впервые описавший сетчатую керамику в 1897 году, полагал, что сетчатый орнамент получали путём прикладывания текстиля к внешним стенкам горшков, однако впоследствии эта гипотеза была отвергнута[5]. Отпечатки могли быть следствием технологии производства горшков[5]. О. А. Лопатиной принадлежит гипотеза, что как минимум рябчатый отпечаток давало прокатывание сердцевины еловой шишки по поверхности сосуда перед обжигом[6]; подмечено, что южная граница распространения сетчатой керамики в рассматриваемый период соответствует южной границе ареала ели[7][8].
На самом раннем этапе грунтовые могильники (со следами тризн неподалёку) размещались рядом с поселениями. В начале 1-го тыс. до н. э. в Волжско-Окском междуречье продолжался переход от ингумации к кремации (характерной для позднейших дьяковской и городецкой культур), который начался, вероятно, ещё в рамках поздняковской культуры[5]. За исключением трёх[5] трупоположений, могильники или следы трупосожжения в этот период не известны; не исключено, что носители культуры отдавали покойников воде или же практиковали воздушное погребение[3]. Соответственно, отсутствие костных останков не позволяет судить о физическом облике и генетике племён данной культуры.
Поселения были небольшими, состояли из наземных построек на основе плетней либо полуземлянок и строились в основном у речных и озёрных берегов[1]. При переходе от бронзы к железу, как и в других регионах, картина расселения меняется: племена обосновываются (вероятно, из-за участившихся при смене климата разливов рек) на высоких мысовидных всхолмлениях, где позднее возникнут дьяково-городецкие городища[3].
Финно-угры продвигались по берегам рек на запад и юг, вытесняя остатки скотоводов-индоевропейцев: фатьяновцев[9] и абашевцев[10], причём археологические источники свидетельствуют об ожесточенной борьбе между коренными жителями и пришельцами[11]. Успешное замещение финскими пришельцами раннескотоводческих племён объясняется, возможно, тем, что по крайней мере в Поочье у пришельцев были более гибкие формы хозяйства с использованием земледелия, тогда как индоевропейцы переживали кризис из-за неблагоприятных для животноводства климатических изменений[12].
При распаде зоны КСК на Средней Волге возникли ананьинская и родственные ей культуры, в бассейне Сухоны и Поонежье — позднекаргопольская культура (при участии аборигенного дофинского населения[13]), а на Верхней Волге (при смешении с поздняковцами) — дьяковская (запад) и городецкая (восток) культуры[1].
↑Parpola, Asko. "Finnish vatsa – Sanskrit vatsá – and the formation of Indo-Iranian and Uralic languages". // Journal de la Société Finno-Ougrienne. №96 (2017).
Юшкова М. А. Памятники культуры сетчатой керамики в Южном Приладожье // Древние культуры Восточной Европы: эталонные памятники и опорные комплексы в контексте современных археологических исследований. СПб.: МАЭ РАН, 2015.